Россия настаивает на участии в любых международных переговорах о гарантиях безопасности Украины — это позиция, которую Москва озвучивает с первых месяцев полномасштабной войны. В российской логике безопасность в регионе «неделима»: любое решение о статусе Украины, её вооружениях и внешнеполитическом курсе неизбежно затрагивает интересы России, а потому должно обсуждаться с её участием. Киев и его партнёры на Западе видят в этом попытку навязать право вето на суверенные решения Украины. Между этими двумя подходами — главная дилемма будущей архитектуры безопасности в Европе.
Что именно Москва хочет обсуждать. Российская сторона говорит о «жёстких» параметрах: нейтральный либо внеблоковый статус Украины; запрет на размещение ударных систем НАТО у российских границ; ограничения на дальнобойные вооружения; механизмы верификации этих ограничений. В разные периоды звучали и дополнительные условия — от демилитаризации отдельных зон до юридически обязывающих гарантий. Непублично обсуждаются и связки «безопасность — санкции»: Москва ожидает, что уступки по военным параметрам должны вводить в действие поэтапное смягчение ограничений.
Чего хотят Киев и союзники. Украина настаивает, что гарантии безопасности не могут быть предоставлены за счёт ограничения её суверенитета и права на самооборону. Варианты включают ускоренное сближение с НАТО, двусторонние долговременные пакеты военной помощи и совместного производства, а также юридически оформленные механизмы поддержки в случае новой агрессии. Для Киева участие России в переговорах о его безопасности выглядит нелогичным: агрессор становится «гарантом». Поэтому в центре — идея многосторонних гарантий со стороны стран-партнёров и усиление собственных оборонных возможностей.
Исторические прецеденты и уроки. Минские соглашения не были реализованы и воспринимаются сторонами противоположно, но общий урок — отсутствие доверия и слабые механизмы исполнения. Попытка «стамбульского трека» весной 2022 года показала: предметный разговор возможен, когда стороны видят для себя политические и военные стимулы. Без прочных верификационных инструментов и ясной последовательности шагов любые договорённости быстро рассыпаются.
Почему Москва говорит, что её нельзя исключать. Аргументация строится на трёх тезисах. Во-первых, война идёт между Россией и Украиной, а следовательно, вопросы прекращения огня и режима оружия должны обсуждаться напрямую. Во-вторых, любые решения по инфраструктуре и развертыванию сил в Украине затрагивают российскую военную безопасность. В-третьих, если договоры будут заключаться «об Украине без России», Кремль не сочтёт их легитимными и может попытаться сорвать их военным путём.
Контраргументы Киева и Запада. Исключение России из формата гарантий рассматривается как способ не допустить, чтобы Москва институционализировала своё влияние на украинские решения. Линия «никаких уступок под давлением силы» остаётся ключевой: агрессор не должен получать бонус в виде права вето. В этой логике организация гарантий — это договор между Украиной и её партнёрами, а с Россией — отдельные переговоры по прекращению огня, обменам и отводу войск.
Какие форматы возможны. Дискуссия идёт вокруг нескольких контуров:
- прямые двусторонние переговоры Россия–Украина при международном посредничестве;
- многосторонний формат с участием США и ключевых европейских стран для выработки рамок контроля над вооружениями в регионе;
- площадки международных организаций, способных дать техническую и инспекционную спинку — от ОБСЕ до профильных агентств ООН;
- параллельные треки: один о гарантиях и военных ограничениях, другой — о гуманитарных вопросах, энергетической и продовольственной безопасности.
Что может лечь в основу компромисса. Теоретически это комбинация нескольких элементов:
- зафиксированные параметры неразмещения определённых ударных систем ближнего подлёта в отдельных зонах;
- демилитаризованные полосы с инспекциями и техническими средствами контроля;
- прозрачность учений, обмен уведомлениями и восстановление каналов военной связи;
- поэтапность: каждая уступка сопровождается верифицированным шагом навстречу, включая частичное снятие санкций при подтверждённом выполнении.
Главная проблема — доверие и механизмы принуждения к исполнению. Любой документ жизнеспособен только при наличии независимой инспекции, спутникового мониторинга, допуска наблюдателей и заранее прописанных последствий за нарушения. Без этого гарантия превращается в политическое заявление, не меняющее поведение сторон. Нужны и «предохранители»: автоматические триггеры возврата санкций, чёткая процедура споров, арбитраж.
Риски исключения России. Попытка выстроить систему безопасности вокруг Украины без России может дать краткосрочный эффект усиления обороноспособности, но одновременно повышает вероятность того, что Москва будет действовать как «спойлер» — от наращивания войск у границ до давления на критическую инфраструктуру. Для снижения этих рисков всё равно потребуется хотя бы минимальная канализация диалога — технические контакты военных, координация по безопасности атомных объектов и гуманитарным коридорам.
Риски включения России. Если Москва войдёт в переговоры по гарантиям, есть опасность, что процесс превратится в площадку для политического торга без реальных уступок, а любые рамки безопасности окажутся заложниками новых требований. Кроме того, Киеву трудно объяснить обществу, почему страна, ведущая войну против Украины, получает роль соавтора её безопасности. Легитимность любых договорённостей в украинском публичном поле — отдельный и непростой вопрос.
Политические ограничения. В России участие в переговорах может подаваться как признание её статуса ключевого игрока и «возврат к нормальности», что повышает для Кремля внутреннюю ценность процесса. В Украине любые решения будут оцениваться через призму справедливости, безопасности и приемлемой цены. Для западных столиц важны единство позиции, юридическая устойчивость договорённостей и отсутствие стимулов к повторной агрессии.
Возможные элементы повестки ближайших лет:
- безопасность ЗАЭС и других критических объектов, режимы «неударов» и инспекции;
- правила использования дальнобойных систем, география и условия их размещения;
- обмены военнопленными, возвращение депортированных граждан, гуманитарные коридоры;
- восстановление зерновой логистики и гарантий безопасности судоходства в Черном море;
- цифровая и спутниковая верификация: от полётных планов до тепловых следов техники.
Почему участие России в разговорах о безопасности Украины всё же обсуждаемо. Даже противники такого подхода признают: устойчивый мир в регионе невозможен без ясных правил игры на линии соприкосновения с самой большой армией Европы. Вопрос — не «с кем говорить», а «о чём и на каких условиях». Если рамки будут воспроизводить право силы, их не примут. Если же они снизят риск внезапной эскалации, ограничат самые опасные системы и создадут каналы деэскалации, это будет иметь практическую ценность.
Что может стать первым шагом. Наиболее реалистичный старт — технические договорённости, которые не требуют политического признания уступок: горячие линии, связь военных для предотвращения инцидентов, расширенные уведомления о пусках и учениях, совместные инспекции отдельных зон повышенного риска. Успешные малые шаги повышают шанс перейти к более серьёзным договорённостям.
Перспективы и сценарии. При продолжении войны на истощение давление на все стороны будет расти: финансовые затраты, угрозы инфраструктуре, риск ошибок. Это создаёт окно для разговоров о контроле над вооружениями вокруг Украины — независимо от широты политических расхождений. Если же фронт замрёт и устоится линия соприкосновения, повысится вероятность локальных режимов «тишины» и инспекций, которые со временем могут эволюционировать в более широкую архитектуру безопасности.
Что важно помнить. Вопрос о том, должна ли Россия быть частью переговоров о безопасности Украины, — не абстрактная философия. Это выбор между несовершенными моделями управления риском войны. Любая устойчивая формула будет компромиссной и многоуровневой: жёсткие гарантии Украины от партнёров, ограничения на самые опасные виды вооружений, работающие механизмы верификации и каналы связи с Россией, которые сокращают шанс случайной эскалации. Без такого набора разговоры о «гарантиях» останутся простой риторикой.
Добавим практическую рамку из 10 шагов, о которых имеет смысл вести переговоры, если цель — реальное снижение угроз:
1) Зафиксировать зоны, где запрещено размещение ракет с определённой дальностью, с инспекциями и удалённым мониторингом.
2) Ввести обязательные расширенные уведомления о крупных учениях и пусках, с правом взаимных наблюдателей.
3) Создать совместный центр инцидент-предвеншн для оперативной связи военных.
4) Согласовать правила безопасности для АЭС и критической инфраструктуры, включая «зелёные коридоры» ремонта.
5) Запустить постоянную миссию по мониторингу гуманитарных договорённостей и обменов.
6) Развивать прозрачность поставок вооружений через отложенные режимы развёртывания и географические оговорки.
7) Прописать механизмы быстрого арбитража нарушений с автоматическими последствиями.
8) Поэтапно увязывать исполнение с экономическими мерами — от лицензий на поставки до частичного размораживания активов при строгой верификации.
9) Расширить каналы экспертного диалога по доктринам применения силы и порогам эскалации.
10) Возобновить элементы регионального контроля над обычными вооружениями на базе обновлённых, технически подкреплённых соглашений.
Итог прост: Москва будет и дальше требовать места за столом при обсуждении безопасности Украины. Киев — добиваться гарантий без российской опеки. Реалистичная траектория лежит между этими крайностями: шире участие партнёров в гарантиях для Украины, уже — поле возможных военных ограничений с Россией, жёстче — инструменты контроля и ответственности. Именно сочетание этих трёх уровней даёт шанс на менее опасный и более управляемый порядок в регионе.
