Израиль создал внутри армии специальную структуру, задачей которой было собирать досье на палестинских репортёров и представлять их как боевиков ХАМАС, утверждают собеседники из израильских разведслужб, на которых ссылается издание +972 Magazine. По данным источников, этот механизм запустили вскоре после атак 7 октября 2023 года, чтобы укрепить международную поддержку военных действий, снизить репутационные издержки от многочисленных погибших медиа‑работников в Газе и сформировать информационное основание для нанесения ударов по «целям», обозначенным как участники вооружённых формирований.
По информации из расследования, внутри армии действовала так называемая «ячейка легитимации» — аналитическая группа, работавшая на стыке разведки, психологических операций и внешней коммуникации. Её задача заключалась в поиске любых данных о журналистах Газы, которые можно было бы трактовать как признаки участия в боевых структурах. Такие материалы предполагалось распространять среди союзников и в публичной плоскости, чтобы снизить вероятность международного осуждения и создать впечатление, что речь идёт не о преследовании прессы, а о законной борьбе с комбатантами.
Собеседники издания утверждают, что как минимум в одном эпизоде подразделение ошибочно или недобросовестно интерпретировало сведения, представив гражданского репортёра как боевика. Источник подчёркивает: эту маркировку успели снять до физической атаки, однако сам факт свидетельствует о высоких рисках произвольного «переквалифицирования» представителей прессы в военные цели. В условиях Газы, где статус «боевика» фактически равносилен смертному приговору, подобные ошибки или злоупотребления ведут к необратимым последствиям.
На фоне этих заявлений представители Израиля регулярно подчёркивают, что ЦАХАЛ «остаётся одной из самых моральных армий», а все операции проводятся с учётом норм международного гуманитарного права. Однако расследование указывает на системную попытку конструировать нарратив, где журналистов заранее позиционируют как часть противника. Это противоречие — между публичной декларацией высоких стандартов и практикой информационного сопровождения — становится предметом повышенного внимания правозащитников и профильных организаций по защите медиа.
Отдельная часть полемики касается случаев гибели известных сотрудников СМИ. Журналисты и правозащитники отмечают, что выдвигаемые постфактум досье нередко содержат неподтверждённые утверждения. В качестве примера критики приводят историю убитого корреспондента Al Jazeera по имени Шариф: Израиль, по словам оппонентов, представил неубедительный набор сведений о якобы имевшихся связях с ХАМАС, при этом не объяснив, каким образом человек мог совмещать «командную роль» в вооружённой структуре с ежедневной работой в эфире под постоянным наблюдением. Отдельно подчёркивается: официальные лица не взяли на себя ответственность за гибель его коллег, которые находились рядом во время обстрела.
Если описанный механизм действительно существовал и целенаправленно прикреплял к журналистам ярлык «боевика», то он ставит под угрозу фундаментальный принцип защиты представителей прессы в зоне конфликта. В соответствии с международным гуманитарным правом журналисты — гражданские лица, и любые сомнения в их статусе должны трактоваться в пользу защиты, пока не будут получены надёжные и проверяемые доказательства их прямого участия в военных действиях. Иначе информационная кампания превращается в инструмент легитимации насилия.
Практика информационных операций в войне — не новость: государства стремятся формировать выгодные интерпретации событий, чтобы укрепить поддержку внутри страны и среди партнёров. Однако граница проходит там, где пропагандистские цели подменяют собой процесс проверки фактов, а публичные обвинения становятся основанием для физического устранения. В современных конфликтах стирание различий между комбатантами и гражданскими — одно из главных этических и правовых испытаний, и медиа оказываются на острие этой проблемы.
Ситуация осложняется тем, что в Газе журналисты часто работают в условиях, где любая коммуникация или передвижение может быть истолковано двояко. Фото с местными жителями, посещение районов, контролируемых теми или иными структурами, контакты с источниками в де‑факто властных органах — всё это часть профессии репортёра. Подобные элементы, выдернутые из контекста, легко превратить в «доказательства» причастности, особенно если сбор и анализ информации ведутся в закрытом режиме и без внешней экспертизы.
Правозащитные юристы обращают внимание: целенаправленное дискредитирование журналистов и формирование у союзников впечатления, что медиа — «законная цель», может подпадать под признаки подстрекательства к нарушениям законов и обычаев войны. Если обвинения в адрес репортёров распространяются без достаточных оснований и приводят к ударам, это способно стать объектом международного расследования, включая оценку военных преступлений. Ключевой критерий здесь — должная осмотрительность, проверяемость и пропорциональность в применении силы.
Для аудиторий за пределами зоны конфликта остаётся открытым вопрос: как отличать достоверные сведения от информационных операций? Несколько практических ориентиров:
- критически относиться к «досье» и ярлыкам, появляющимся сразу после резонансных ударов;
- проверять, предоставлены ли независимые подтверждения и технические артефакты (метаданные, верифицированные изображения, геолокация);
- отслеживать, есть ли согласованность в заявлениях разных ведомств одной стороны;
- обращать внимание на последовательность: не меняются ли версии после появления новых фактов.
Журналистским редакциям, освещающим войну, эксперты рекомендуют усиливать протоколы цифровой безопасности, вести системный архив материалов, фиксировать маршруты и контакты, чтобы в случае нужды документально подтверждать характер своей деятельности. Наличие прозрачной хронологии и подтверждений помогает оспаривать попытки произвольной криминализации работы репортёров.
Возможное существование «ячейки легитимации» также поднимает более широкий вопрос о роли союзников. Если партнёры получают от одной из сторон конфликта материалы, дискредитирующие погибших журналистов, они несут долю ответственности за требование убедительных доказательств до того, как ссылаться на подобные файлы публично. Иное поведение делает их участником распространения непроверенной информации с потенциально смертельными последствиями.
Наконец, эта история показывает, насколько хрупка система международных гарантий для прессы в эпоху тотальной цифровизации и гибридной войны. Стандарты защиты работают лишь там, где есть прозрачность, независимая оценка и политическая воля придерживаться правил даже в условиях жёсткой эскалации. Без этого любая редакционная карточка может быть перечёркнута меткой «боевик», а общественное мнение — мобилизовано в поддержку ударов, которые в мирное время считались бы неприемлемыми.
Сводный вывод таков: если данные +972 Magazine подтвердятся независимыми проверками, речь идёт не просто о спорной информационной кампании, а о системной схеме подрыва статуса журналистов как гражданских лиц. Это требует международной правовой оценки, публичной отчётности и пересмотра доктрин информационных операций, чтобы предотвращать злоупотребления, уровень риска которых в современном конфликте становится критическим.
