По сообщениям, Кен Драйден — легендарный вратарь, член Зала хоккейной славы и знаковая фигура «Монреаль Канадиенс» — скончался в пятницу, 5 сентября 2025 года. Ему было 77 лет. Подробности и официальные заявления на момент публикации не раскрывались, однако новость уже вызвала широкую волну откликов в хоккейном мире и далеко за его пределами.
Для нескольких поколений болельщиков имя Драйдена стало синонимом спокойствия в рамке ворот и почти математической точности в принятии решений. Высокий, с выдающимся игровым интеллектом, он олицетворял особый тип вратарского мастерства — без лишней суеты, с идеальным выбором позиции и редким умением «читать» момент за долю секунды до броска. Его карьера в НХЛ, практически целиком связанная с «Монреалем», стала эталоном эффективности: клуб с ним в воротах доминировал, а соперники часто признавались, что забить Драйдену означало преодолеть психологический барьер.
Драйден ворвался в историю уже в первом полноценном сезоне. После сенсационного плей-офф 1971 года, где он взял Конн Смайт как самый ценный игрок розыгрыша, Кен, сохранив статус новичка, завоевал Колдер Трофи — редчайшее сочетание наград для вратаря в начале пути. Дальше — легендарная череда побед с «Канадиенс»: шесть Кубков Стэнли в 1971, 1973, 1976–1979 годах. Его коллективная награда — «Везина Трофи» — приходила регулярно: Драйден неизменно входил в число лучших, когда речь шла о надежности и сыгранности оборонительной системы «Монреаля».
Статистическая лаконичность того времени лишь усиливает масштаб. Его карьерные цифры в НХЛ — 258 побед при 57 поражениях и 74 ничьих, 46 «сухих» матчей и коэффициент пропущенных шайб около 2,24 — до сих пор выглядят как вызов реалиям современного скоростного хоккея. Но еще важнее — контекст: он играл тогда, когда видеоаналитика только зарождалась, а экипировка вратарей была далека от сегодняшних стандартов безопасности и комфорта. Драйден компенсировал это мышлением и дисциплиной.
Пауза в карьере 1973–1974 годов стала одним из самых ярких эпизодов его биографии: Кен сознательно ушел от льда, чтобы закончить юридическое образование. Этот шаг, казавшийся дерзостью, позднее станет предметом восхищения — он доказывал, что спортсмен может мыслить шире, чем рамки расписания игр и тренировок. Вернувшись, Драйден продолжил выигрывать — и ушел на пике, завершив карьеру в 1979-м, чтобы начать новую — интеллектуальную.
Писатель и мыслитель, он выпустил «The Game» — книгу, которую часто называют лучшим текстом о хоккее. Драйден писал не просто о матчах, но о природе конкуренции, механике команды, психологической нагрузке и цене побед. Его эссеистика задала планку для спортивной литературы: не столько хроника, сколько попытка понять, почему спорт так глубоко влияет на общество и личности.
Его послеспортовая биография не менее насыщенна. В 1997–2003 годах он возглавлял «Торонто Мейпл Лифс» на управленческом уровне, пытаясь привнести системный подход в организацию, у которой огромные ожидания болельщиков и непростая история. Позже последовала политика: член парламента от Либеральной партии Канады, министр социального развития, кандидат на лидерство в партии. Драйден рассматривал государственную политику так же, как когда-то игру: через призму командной работы, структурных решений и долгого горизонта.
Образ Драйдена — это и образ эпохи «Канадиенс»: внушительные щитки, номер 29, спокойный взгляд из-под маски и почти академическая отстраненность, которая внушала соперникам тихий ужас. Его стиль вратарства часто описывали как «позиционный минимализм»: он редко бросался на отчаянные сэйвы, потому что заранее исключал их необходимость — перекрывал угол, рассчитывал траекторию, а когда приходилось прыгать, делал это на грани безупречности.
Его влияние чувствуется в вратарской школе по сей день. Современные тренеры разбирают на видео его микродвижения у штанг, работу с клюшкой, привычку «читать» намек на пас раньше, чем тот становился очевидным. Молодые вратари учатся у него терпению: не «ловить» бросок, а вынуждать нападающего бросить туда, где уже подготовлена ловушка.
Наследие Драйдена в хоккее — не только трофеи и рекорды, но и его взгляд на игру как часть общественной ткани. Он утверждал, что команды сильны, когда сильны институты вокруг них: школы, дворовые катки, молодежные лиги, честное управление, где развитие важнее мгновенной выгоды. Это ощущение «длинной линии времени» пронизывает все его тексты и решения.
Число 29 «Монреаля» — это уже почти культурный символ. Для франкофонского Квебека Драйден стал частью большой спортивной мифологии, рядом с Беливо, Морисом и Анри Ришарами, Ги Лафлером. Его внесение в Зал хоккейной славы в 1983 году лишь закрепило статус очевидного: он — среди тех, кто не просто выигрывал, но менял само понимание того, что значит быть вратарем.
Реакция мира хоккея на сообщения о его смерти предсказуема в своей искренности: бывшие партнеры по команде вспоминают не только победы, но и его спокойные, продуманные речи в раздевалке; соперники — уважение к человеку, который никогда не играл на публику, а играл в игру; тренеры — насколько дисциплина Драйдена облегчала жизнь всей обороны. Для болельщиков это утрата части собственной спортивной биографии — детства, юности, тех вечеров, когда телевизор светился, а в воротах стоял Кен.
Важно отметить и его вклад в просвещение спорта: он много говорил о безопасности молодежного хоккея, о грамотной нагрузке, о ценности образования для спортсменов. В этом смысле Драйден — мост между профессиональным спортом и общественной ответственностью. Он последовательно защищал идею, что спорт должен развивать, а не ломать.
Почему фигура Драйдена по-прежнему актуальна для современного хоккея? Потому что он предвосхитил «эру данных» своим подходом. Его игра — это интуитивная аналитика: выбор позиции как функция вероятностей, экономия движений как способ увеличить стабильность результата, контроль над ритмом как инструмент разрушения планов соперника. Сегодня эту философию подтверждают метрики ожидаемых голов и картирование бросков; тогда она была «просто» мудростью выдающегося игрока.
Для молодых вратарей уроки Драйдена можно свести к нескольким принципам: экономьте движения; готовьтесь умнее, а не только усерднее; понимайте контекст — где, когда и почему соперник сделает то или иное действие; держите эмоции под контролем, потому что паника в рамке — это гол в следующие 10 секунд. Для тренеров — еще один урок: сильная команда строится вокруг ясных структур, где роль каждого понятна, а система поддерживает индивидуальный талант.
Вне льда он напоминал, что карьера спортсмена конечна, а личность — больше, чем набор титулов. Его собственный путь через университет, юридическую практику, управление, политику и литературу — пример равновесия амбиций и призвания. В эпоху, когда спортсменов часто загоняют в рамки одного сценария, Драйден показывал альтернативу: можно уходить на пике, чтобы начать новую вершину.
Память о Кене Драйдене останется не только в архивных нарезках и списках наград. Ее будут поддерживать тренеры, которые цитируют его мысли о команде; юниоры, которые впервые открывают «The Game» и вдруг понимают, что спорт — это еще и язык, и мысль; болельщики, для которых номер 29 — символ совершенства. Для «Монреаля» это часть ДНК клуба: спокойная уверенность, структурная красота игры, вера в то, что хорошо подготовленная команда сильнее хаоса.
Если официальные детали и заявления появятся позднее, они, вероятно, добавят фактуры к тому, что все и так знают: ушел человек редкой цельности — чемпион, интеллектуал и гражданин. Его рекорды можно пересчитать, но труднее всего измерить то, что он оставил в головах и сердцах — вера в то, что мастерство и мысль в спорте неразделимы. И это, пожалуй, главная причина, почему имя Кена Драйдена останется живым еще очень долго.
