Путин заявил: любые западные военные в Украине станут «законными целями» для удара
Выступая на экономическом форуме во Владивостоке, Владимир Путин предупредил, что в случае появления на территории Украины контингентов западных армий Россия будет рассматривать их как легитимные объекты для поражения. По его словам, это касается прежде всего ситуации «сейчас, во время боевых действий», однако он также поставил под сомнение необходимость любого иностранного военного присутствия и после возможного урегулирования: если будут приняты решения, ведущие к «долгосрочному миру», то, как подчеркнул российский лидер, смысла в размещении таких сил «просто нет».
Эти заявления прозвучали вслед за словами президента Франции Эмманюэля Макрона о том, что 26 государств согласовали предоставление Украине послевоенных гарантий безопасности, включая формирование международного компонента на суше, на море и в воздухе. Париж и Лондон дали понять, что теоретически готовы рассматривать направление подразделений в Украину уже после прекращения огня, в рамках новой архитектуры безопасности.
Москва на протяжении всего конфликта настаивает: один из мотивов начала «спецоперации» — предотвращение вступления Украины в НАТО и размещения сил альянса на её территории. В этой логике появление «любых иностранных войск» в зоне боевых действий Москва трактует как прямую угрозу, а следовательно — как законную цель. Подчеркнув этот тезис, Путин вновь обозначил глубокий разрыв между российским видением будущего безопасности и тем, чего добивается Киев при поддержке западных столиц.
Киевские запросы остаются неизменными: стране требуется жёсткая система гарантий на случай нового нападения, причём речь идёт не только о долгосрочных поставках вооружений, но и о конкретных механизмах быстрого реагирования. При этом США, по словам Дональда Трампа, не планируют вводить сухопутные силы, допуская иные формы помощи, включая усиленную поддержку с воздуха. Вашингтон таким образом старается удержать баланс между поддержкой Украины и снижением риска прямого столкновения с Россией.
Путин, в свою очередь, заявил, что любые договорённости о гарантиях должны учитывать безопасность «и России, и Украины». Он добавил, что Москва будет выполнять достигнутые соглашения, но «никто всерьёз это с нами пока не обсуждал». По его версии, серьёзный диалог о послевоенной архитектуре так и не начался.
Контакт на высшем уровне пока также остаётся проблемой. Несмотря на давние призывы Владимира Зеленского к прямой встрече для прорыва переговорного тупика, Путин усомнился в её целесообразности: «практически невозможно будет договориться по ключевым вопросам». В то же время он повторил готовность принять Зеленского в Москве — предложение, которое выглядит декларативно, учитывая публичные позиции сторон и отсутствие согласованной повестки.
Что означает термин «законные цели» в нынешнем контексте? С военной точки зрения он сигнализирует о готовности России применять весь спектр имеющихся средств против иностранных формирований, если те будут задействованы в Украине до завершения конфликта. Политически это попытка предупредить западные столицы от любого «ползучего присутствия» — от инструкторов и советников до персонала систем ПВО, разведки и логистики, — которое в Москве могут трактовать как участие в боевых действиях.
Для западных союзников такая риторика усложняет дискуссию о послевоенном консорциуме безопасности. С одной стороны, без осязаемых гарантий Киев рискует вернуться к ситуации «перемирия без защиты», когда новая атака — лишь вопрос времени. С другой — прямая дислокация контингентов после войны потребует юридических оснований, понятных правил применения силы и ясного мандата, чтобы избежать автоматической эскалации в случае инцидентов на линии соприкосновения.
Возможный компромисс традиционно ищут в многоуровневых моделях. Это может быть сочетание долгосрочных контрактов на вооружение и обучение, совместных центров подготовки за пределами Украины, региональной интеграции систем ПВО и ПРО, а также развёртывание в стране ограниченных миссий с нелетальным мандатом — например, по разминированию, охране критической инфраструктуры и мониторингу. Однако Москва уже дала понять, что любой военный компонент на украинской территории после войны будет вызывать жёсткое неприятие.
Отдельный вопрос — формат гарантий. Двусторонние соглашения с ведущими державами предусматривают быстрые процедуры согласования помощи, но не равны коллективной обороне по принципу «один за всех». Коллективные же механизмы потребуют от участников политической воли и готовности к рискам — того самого, чего многие правительства стремятся избегать после затяжных конфликтов последних десятилетий. Поэтому в ближайшее время вероятен дрейф к «пакету устойчивости»: промышленная кооперация, боеприпасы, ПВО, кибер- и разведподдержка, а также долгосрочное финансирование.
Со стороны России звучит тезис о «симметричных гарантиях» — то есть об ограничениях для Украины и её союзников, которые, по мнению Кремля, должны быть зафиксированы в возможных договорённостях. Практическая реализация такой идеи наталкивается на реальность: Киев не согласится на ограничения, равнозначные отказу от самообороны, а Запад не готов зафиксировать сферы влияния, оставляющие Украину в «серой зоне». Без ясных механизмов взаимного контроля и верификации доверия среди сторон мало.
Переговорный трек остаётся вязким. Любые разговоры о «линии соприкосновения как новой границе» вызывают в Киеве резкое отторжение, а в западных столицах — политическую токсичность. В Москве же настаивают, что «ключевые цели» уже достигнуты, но связывают дальнейшие шаги с согласованием условий, неприемлемых для Украины. Эта асимметрия запросов делает встречу лидеров маловероятной до появления промежуточных договорённых форматов — например, по обменам, безопасности на критической инфраструктуре и гуманитарным вопросам.
Сценарии на ближайшую перспективу выглядят так:
- Консервация нынешней линии фронта с де-факто перемирием и наращиванием западных поставок в рамках долгосрочных программ.
- Параллельные переговоры о «гарантиях без войск» — упор на ПВО, авиацию дальнего действия, разведданные, производство боеприпасов.
- Дистанционное вовлечение западных военных — воздушно-космическая и морская поддержка без присутствия сухопутных подразделений в Украине.
- Возврат к обсуждению международной миссии с ограниченным мандатом и строгой географией — при условии, что удастся снять риск прямого столкновения.
Любой из этих вариантов упирается в вопрос управления эскалацией. Заявление о «легитимных целях» — это не только внешнеполитический сигнал, но и элемент стратегии сдерживания: обозначить красные линии заранее, чтобы повысить для противника цену потенциального решения. Тем не менее подобные предупреждения не закрывают главный пробел — отсутствие согласованной архитектуры, где интересы и страхи сторон были бы институционально упакованы и проверяемы.
Для Украины ключевой задачей остаётся выстроить «контур неотвратимости» — чтобы в случае нового удара ответная поддержка включалась автоматически и была достаточно мощной, не втягивая при этом союзников в прямое столкновение. Для России — добиться международно закреплённых ограничений на военную интеграцию Киева с Западом. Пока ни одна из сторон не видит, как совместить эти запросы без взаимных уступок, на которые они не готовы.
В результате пространство между войной и миром заполняется промежуточными формами: пакеты безопасности, промышленная мобилизация, новые коалиции поставщиков, гибридные форматы присутствия и удалённой военной поддержки. Именно в этой «серой» зоне и будут проверяться на прочность громкие заявления, вроде того, что «любой западный солдат в Украине — цель». Вопрос лишь в том, найдут ли дипломаты формулу, которая уменьшит вероятность проверки этих слов на практике.
